Марк Захарович Шагал

(1887—1985)

«Я бы хотел смотреть на мир глазами своей души. Мои глаза повернуты внутрь, они смотрят на рисунки, которые готовятся появиться на свет. Я выбрал в жизни живопись. Она мне так же необходима, как еда. Она стала для меня окошком, через которое я могу улететь к другим мирам».

Марк Шагал принадлежал к плеяде бесстрашных искателей, открывших своим творчеством в первые десятилетия XX века новую эру в художественной культуре человечества. Восемь десятилетия Шагал творил свой мир, где причудливо сплелись библейские легенды, персонажи сказок и предметы быта, увиденные художником в новом измерении. И в этом измерении возникает устойчивое, свойственное только Шагалу равновесие двух миров — реального и воображаемого, которое рождает равновесие цветовых контрастов, будоражит сознание смещением обычных логических и визуальных представлений. Большую часть своей жизни Марк Шагал провел во Франции. Но подобно Шаляпину, Рахманинову, Бунину, он остался явлением русской художественной культуры. Самобытностью своего творчества художник обязан нерушимой верности своим корням: городу Витебску, родникам народного творчества, России.

"Давно уже, мой любимый город, я тебя не видел, не слышал, недоговаривал с твоими облаками, не опирался на твои ограды. Мой Витебск, я был и остался верен тебе навсегда..."

Эти слова художника Марка Шагала можно отнести не только к городу, где он родился - одному из самых поэтических городов на земле - Витебску, но и ко всей России и Беларуси. Искусствоведы называют его "художником-поэтом", а его искусство - "сверхреальным".  В шагаловской вселенной мирно сосуществуют фольклорные персонажи, коровы, ослы, музыканты, торговцы, парящие над крышами Витебска влюбленные... Свою вторую родину Мастер нашел на берегах Сены. По его признанию, Париж стал для него "вторым Витебском.

"И может быть, вслед за Европой, меня полюбит моя Россия".

За Марка Шагала, который родился в Витебске, жил в Москве, Париже и Ницце, сегодня борются две страны - его родина и Франция. В свою очередь немцы оспаривают у французов первенство в оценке творчества Шагала. Трудно говорить о том, что творчество Шагала является наследием какой-то одной нации. Это универсальный художник, он принадлежит всему миру. Он русский в душе, но прожил свою жизнь во Франции, где и умер. Говорить, что Шагал принадлежит какой-то одной нации - значит ограничивать его искусство.

"Наперекор всем трудностям нашего мира во мне сохранилась часть той одухотворенной любви, в которой я был воспитан, и вера в человека, познавшего Любовь. В нашей жизни, как и в палитре художника, есть только один цвет, способный дать смысл жизни и Искусству, Цвет Любви".

Улица, дома, церковь, ветка с цветами и листьями в руке художника, крупноформатные головы - все это вписано в систему линий, которые как бы круглят землю, расширяют пространство, создают атмосферу деревенской вселенной. Каждый конкретный эпизод происходит в своем дискретном времени. В любом произведении Шагала, мы найдем эту свободу фантазии. Но каждый раз фантастическое предстает перед нами как совершенно реальное.

Понять Шагала можно путем «вчувствования», а не «уразумения». «Небо, полет – главное состояние кисти Шагала», – отмечал Андрей Вознесенский.

В картине "Над городом" художник и его жена Белла летят над Витебском. Они делают это так же естественно, как если бы шли по улице или сидели на скамейке. Он придерживает ее тело, словно оберегая его от неверного поворота или неаккуратного движения. Их души доверены друг другу и открыты, как ни в одном реалистическом портрете XIX века, славившегося своим психологизмом. Только у Шагала люди умеют так летать.

«Я ходил по Луне, – говорил художник, – когда еще не существовали космонавты. В моих картинах персонажи были в небе и в воздухе…»

У живописи Марка Шагала три краеугольных камня - религия и культура еврейского народа, русские корни художника и его первая любовь, его муза, его Белла.

"Мне кажется, что совершенство в искусстве и в жизни достижимо, если приникнуть к библейскому источнику. Если же руководствоваться логикой и заниматься голым конструированием, то ни в искусстве, не в жизни не дождаться плодов", - говорил на склоне лет великий художник Марк Шагал.

"С ранней юности я был очарован Библией. Мне всегда казалось и кажется сейчас, что она является самым большим источником поэзии всех времен. Библия подобна природе, и эту тайну я пытаюсь передать".

Поэт, мечтатель, гражданин мира, ребенок, навсегда заблудившийся в мире чудес... Марк Шагал сумел проложить свой собственный путь в живописи, минуя штампы и клише художественных течений ХХ века.

"Лично я не уверен, что теория - такое уж благо для искусства. Импрессионизм, кубизм - мне равно чужды. По-моему, искусство - это, прежде всего состояние души. А душа свята у всех нас, ходящих по грешной земле. Душа свободна, у нее свой разум, своя логика. И только там нет фальши, где душа сама, стихийно, достигает той ступени, которую принято называть иррациональностью".

Он обладал даром гармонично соединять, казалось бы, несовместимые понятия: высокое и низкое, логику и фантазию. Он наводил мосты между религиозными и художественными направлениями и идеологиями. Умиротворяющим посланием к человечеству стало его творческое наследие для многих и многих поколений.

"Он стар, он похож на свое одиночество,
ему рассуждать о погоде не хочется".
Виктор Берковский

Шагал прожил долгую жизнь: почти сто лет. Он был свидетелем страшных событий, но Господь уберег его и от еврейских погромов и от печей Освенцима, он сохранил художника в лихую пору российских революций и мировых войн. Все безумства XX века не помешали художнику воспринимать мир со светлой грустью подлинного мудреца.

Он сказал о себе: «Я прожил жизнь в предощущенье чуда. Божественное не находится в месте печали, лишь в месте радости»

И Марк Шагал нес эту радость в своей душе, в творчестве и передает ее нам, зрителям.

Мы вместе с тобою летели по небу,
как будто слетели с картины Шагала.
Смешались в сознаньи былое и небыль,
и полночь незримо за нами шагала.

Мы вместе с тобою летели, обнявшись,
и шпили церквей проплывали под нами,
а звезды смеялись о чём-то вчерашнем,
и хлопало время мгновений дверями.

А скрипки звучали далёко и нежно,
и было немного тревожно и грустно,
и города профиль - прекрасно небрежный -
растаял в тумане движеньем искусным.

А ветер нас гнал за поля за рекою,
и мчалась навстречу нам леса громада,
а я любовался тобою такою,
которой не знал. И другой мне не надо.

Когда мы вернулись, - ты быстро уснула,
прижавшись ко мне и обнявшись с гитарой,
а постер Шагала, приставленный к стулу,
глядел на меня пролетающей парой.

Михаил Мазель